С тех пор как Тиграна не стало, дом Ануш проснулся в тишине, похожей на пустую церковь. На столе всё осталось, как в тот день: чашка с засохшим молоком, детская ложка, игрушечная машинка. Только ребёнка больше нет. Женщина сидит у окна, не мигая смотрит в сад, где мальчик когда-то бегал, смеялся и звал: «Мама, смотри!»
«Мой муж ни в чём не виноват, пусть язык мой отсохнет, если совру», — тихо говорит она, словно сама себе. «Все обвиняют Арама, но никто не видел, что происходило у нас дома. Мы оба просто не выдержали судьбы».
Тигран родился слабым. С самого начала ребёнок тяжело дышал. Ануш ночами не спала, слушала каждое его всхлипывание, каждый вдох. Муж работал допоздна, приносил лекарства, но между ними всё чаще вставала стена молчания. «Он не мог смотреть, как сын страдает, — вспоминает женщина. — Мы молились, надеялись, что всё пройдёт. Но болезнь словно затягивала нас обоих в бездну».
Той ночью, говорит она, воздух в доме был странно тяжёлый. «Я уложила Тиграна, поцеловала и ушла на кухню — подогреть молоко. Арам сидел в темноте, не говоря ни слова. В его глазах было столько боли, что я не узнала собственного мужа».
Через полчаса она вошла в детскую — и всё кончилось.
«Я думала, он просто заснул. Лицо было спокойным, как у ангела. Только потом поняла, что он уже не дышит…»
Эти слова Ануш произносит с трудом, будто каждое режет по живому. Она вспоминает, как кричала, била себя по лицу, как соседи выломали дверь и вызвали скорую. Но врачи лишь опустили глаза.

«А потом началось самое страшное — сплетни. Люди начали шептаться, будто я что-то скрываю. Будто муж причастен. Как можно говорить такое? Мы потеряли сына, а они жаждали сенсации. Я хочу, чтобы все знали — никто его не тронул. Он просто перестал дышать. Я не заметила. Это моя вина, только моя».
После похорон Арам исчез на несколько дней. Когда вернулся, волосы его поседели. Он больше не смотрит жене в глаза. Они живут под одной крышей, но между ними — стена. «Мы не разговариваем. Только иногда слышу, как он по ночам шепчет: “Прости, сынок”. И всё. А я прошу прощения у Бога — за то, что не проснулась вовремя».
Ануш показывает фотографию: трое — она, муж и маленький Тигран, смеющийся, с игрушкой в руке. «Я не убрала эту рамку. Пусть стоит. Пусть люди видят, что мы были счастливы. Пока судьба не решила иначе».
Женщина говорит, что с тех пор не может заснуть без света. Каждый вечер она садится у кроватки, гладит подушку, где спал сын, и рассказывает ему о прошедшем дне. «Я знаю, он меня слышит. Иногда мне кажется, что он рядом — тихо дышит в углу. Может, это просто ветер, но я верю: это он».
Ануш говорит не для жалости. Она хочет, чтобы другие матери услышали её.
«Не откладывайте, не ждите, если ребёнку плохо. Любая секунда может стать последней. Я думала, что всё под контролем. Но контроль — это иллюзия. Судьба не спрашивает, готов ли ты».
В конце разговора она замолкает. На подоконнике стоит игрушечная машинка, пыльная, но целая. Ануш каждый день протирает её тряпочкой.
«Это была его любимая. Когда-нибудь, если Бог позволит, я отдам её другому ребёнку. Но пока не могу. Пока в доме звучит его имя, я должна хранить всё, что напоминает о нём. Потому что память — это всё, что у меня осталось».