Она не просила денег, ни славы, ни даже здоровья. Единственное, что она тихо повторяла, едва шевеля губами:
— «Пусть мои дети будут рядом».

Её голос дрожал, как свеча на ветру. Больницы уже привыкли к стонам, к запаху лекарств и слёз, но этот шёпот пробивал стены. Потому что в нём было что-то такое, что нельзя вылечить ни одной капельницей — разбитое сердце матери.

Марине было всего 32. Когда-то она мечтала стать художницей. В её доме пахло гуашью, яблоками и детским смехом. Двое малышей — Арман и Лусине — были её вселенной. Муж ушёл, когда младшей не было и двух лет. Она не жаловалась: работала, вставала в 5 утра, готовила детям завтрак и шла убирать в кафе, потом — ночная смена в аптеке.
Её глаза давно перестали сиять, но руки всё ещё гладили волосы детей с такой нежностью, будто этим прикосновением она пыталась защитить их от всего зла.

В тот день всё началось с обычного звонка. Учительница сказала, что дети не пришли в школу. Марине показалось, что сердце остановилось. Она бросилась на улицу, не надев даже куртку.
Двор был пуст. Две школьные сумки стояли у калитки, будто дети исчезли в воздухе.

Соседи вспоминают, что она бегала по улице, кричала их имена, звала, молилась, падала на колени прямо в грязь.
— Они не могли уйти сами, — повторяла она. — Они же обещали дождаться меня…

Прошло два дня поисков. В селе не осталось ни одного человека, который бы не искал Армана и Лусине. Волонтёры, полиция, собаки — всё впустую. Только матери продолжали слышать шаги за дверью, только ей казалось, что кто-то тихо стучит по подоконнику ночью.

На третью ночь ей показалось, что дети позвали её по имени. Она вскочила, выбежала во двор — и там, у старой яблони, увидела их обувь. Маленькие ботинки, аккуратно поставленные рядом.
Она упала на землю и зарыдала.

На рассвете нашли тела. Всего в нескольких метрах от дома, в старом колодце.
Следователи потом будут говорить о несчастном случае, о сломанных досках, о невнимательности.
Но люди, жившие рядом, знали — эта семья и так жила на грани выживания.
Она боролась до последнего, чтобы дети не почувствовали бедность, холод и страх.

Когда ей сообщили новость, Марине не закричала.
Она просто села на пол и долго смотрела в пустоту. Потом прошептала:
— Я ведь только просила… чтобы они были рядом.

Те, кто был рядом, рассказывают: в последние дни она перестала есть, перестала говорить.
Врач, что дежурил в палате, позже признался:

«Я никогда не видел таких глаз. В них не было жизни — только ожидание. Как будто она видела кого-то за нашей спиной».

Через неделю её не стало. На похоронах все стояли молча. Ни слёз, ни слов. Только осенний ветер шевелил детские фотографии на могиле.

Сегодня возле старого дома Марине цветут две яблони — новые, посаженные волонтёрами.
Каждый год, в тот же день, когда исчезли Арман и Лусине, ветви покрываются белыми цветами. Люди говорят: «Это они вернулись к ней».
И, может быть, действительно — где-то за пределами боли, в том месте, где нет бедности и страха, мать наконец прижимает своих детей к сердцу.

Она не просила ни чудес, ни справедливости.
Она просто просила одно:
« Пусть мои дети будут рядом».
И теперь они — рядом. Навсегда.